Вопрос обеспечения добросовестной конкуренции возник не вчера и связан со структурой финансового рынка, которая сложилась институционально. Да, у нас есть сегменты с высокой конкуренцией. Например, отдельные области страхования, брокерский бизнес. Но есть и такие — а это банковский рынок в том числе, — где конкуренция нуждается в улучшении.

До февраля этого года мы очень много говорили на эту тему в контексте развития экосистем. В этой части ничего не поменялось. Крупнейшие рыночные игроки, в первую очередь из банковского сектора, продолжают строить экосистемы. Поэтому вопросы повышения конкуренции, которые стояли перед нами и рынком, продолжают быть актуальными. Нам нужно обеспечивать свободный переток информации, ее защиту, давать равный доступ провайдерам разных видов услуг к экосистемной платформе, обеспечивать возможность перехода клиентов из одной экосистемы в другую.

Дополнительно к этому появилось еще несколько направлений, связанных с развитием конкуренции. С учетом шока, который испытал финансовый рынок за последние несколько месяцев, обострилась проблема консолидации его субъектов — в первую очередь банковского сектора как ключевого элемента российского финансового рынка. Это ведет к тому, что уже крупные участники, приобретая других весомых игроков или сливаясь с ними, становятся еще больше (сейчас обсуждается слияние банка «ФК Открытие» с ВТБ. — «Ведомости»). Соответственно, их положение на рынке усиливается.

Еще одна тема связана с произошедшим делением банков на санкционные и несанкционные. С одной стороны, складывается ситуация, когда клиенты санкционных банков «голосуют ногами» и переходят на обслуживание в другие банки. С другой — сами санкционные банки потеряли доступ к международным возможностям: финансовым рынкам, системе передачи платежных сообщений (SWIFT, благодаря ей банки в том числе проводят валютные переводы. — «Ведомости»), возможности привлечения иностранных инвестиций и т. д. Наша задача как регулятора обеспечить сохранение конкурентной среды между всеми участниками. Санкционные списки нестабильны: сегодня ты не в них, а завтра там. Кроме этого, банки под санкциями — это крупнейшие российские игроки, которые занимают основную долю рынка. Поэтому создавать какие-либо преференции в пользу несанкционных участников было бы неправильно.

Вместе с тем, как показала практика, клиенты тоже ограниченно могут уйти из санкционного банка. Для них важно не только обслуживать платежи, но и получать на это финансирование. Если обслуживать платежи в какой-то степени могут и несанкционные банки, то предоставить в достаточной степени кредитную поддержку они вряд ли могут — у многих из них просто нет такой ресурсной базы.

И последний элемент. Несмотря на санкции, тема технологического развития продолжает оставаться ключевой. Если мы хотим обеспечивать бизнес и граждан современными финансовыми услугами во всех секторах, то мы обязаны продолжать развитие инноваций. Это работа с большими базами данных, развитие искусственного интеллекта, технологии блокчейна и проч. Очевидно, что крупнейшие участники всегда будут иметь преимущество по разработке и внедрению технологий. Задача регуляторов — сделать так, чтобы они не получали монопольного положения в этом. Как правило, вопрос решается за счет открытия этих систем или технологических решений для других участников. Крупный бизнес тоже понимает, что, если он сегодня будет продолжать иметь какие-то инновации, продукты, технологические решения, которые не доступны другим, ситуация может привести к тому, что через какое-то время регулятор директивно потребует либо изменить эту систему, либо поделиться ею с другими. Лучше, конечно, делать это добровольно, на своих условиях.

На мой взгляд, пришло время развивать синдицированное кредитование во всех видах и формах. Для этого готовятся соответствующие законодательные изменения. Важный подход заключается и в развитии платформенного оказания услуг, маркетплейсов, когда потребитель зачастую не обращается напрямую к поставщику услуг, а делает это через платформу. Это выравнивает условия для санкционных и несанкционных участников рынка.

На протяжении последних лет российский фондовый рынок развивался очень быстрыми темпами, вовлекая колоссальное количество розничных инвесторов. Значимая их часть оказалась не готова к произошедшим потрясениям. Теперь нам необходимо переосмыслить, к каким инструментам должен иметь допуск такой инвестор. Это главный урок, который мы должны извлечь из сложившейся ситуации. Например, практика показала, что при шоках схема с производными финансовыми инструментами, в особенности структурированными за рубежом, очень быстро перестает работать и розничный инвестор несет потери.

Еще один вопрос — это покупка иностранных инструментов. В контексте диверсификации рисков это важный элемент, но мы увидели, что, как только встает вопрос об ограничениях в отношении нашей страны, потери несут все владельцы этих активов, в том числе розничные.

Я полагаю, что решение должно заключаться в следующем: нам надо сократить перечень тех инструментов, которые предлагаются неквалифицированным инвесторам (сейчас неквалифицированным инвесторам без сдачи теста доступны акции наиболее ликвидных российских компаний, при успешной сдаче — структурные облигации, маржинальная торговля, евробонды, иностранные акции, фьючерсы и опционы и проч. — «Ведомости»). Это все-таки должны быть базовые, простые инструменты типа высоконадежных облигаций, акций верхних эшелонов, паев открытых фондов и ряда иных инструментов. Имеет смысл серьезно подумать, надо ли дополнять этот список. Необходимо понимать, насколько мы готовы к тому, чтобы инвестор нес дальнейшие потери.

Например, убрать структурные облигации и в принципе структурные продукты — мне кажется это все те продукты, к которым сегодня простой розничный инвестор не готов. Нам нужен капитал для долгосрочного инвестирования, а простые акции и облигации это в полной мере обеспечивают. Если вы хотите предложить на рынке что-то более сложное, пусть с этим работают подготовленные квалифицированные инвесторы — физические или юридические лица.

Необходимо также решить вопрос с теми активами, которые сегодня в большом объеме заморожены в иностранных депозитариях (Евросоюз ввел санкции в отношении НРД, что предполагает заморозку бумаг на территориях этих стран, а также запрет для резидентов на совершение операций. — «Ведомости»).

В рублевом эквиваленте — около 6 трлн руб.

Возможны разные подходы. Самый простой — каждый несанкционный владелец замороженной акции или облигации идет в зарубежный суд и пытается отстоять свои права. Но, как вы понимаете, это очень неперспективное занятие. Вполне возможно, что надо создавать пулы таких активов, объединяя их в некий фонд, чтобы его представитель отстаивал права владельцев и пытался получить разрешение разморозить эти активы или продать их.

Еще один вариант — дать возможность неквалифицированным инвесторам избавиться от этих активов. В теории для этого, возможно, надо решать вопрос о каком-то продолжении обращения здесь. Не самих этих инструментов — они обращаться уже не могут, — а неких производных инструментов на них. И в этих условиях неквалифицированные инвесторы смогут их только продавать, а квалифицированные — и продавать, и покупать. Тогда, вполне возможно, у нас найдутся инвесторы на этот рынок.

Да, может быть.

Совершенно верно. Главная цель — предоставить возможность неквалифицированным инвесторам реализовать не сами бумаги, а требования по ним.

Если бы это была легко реализуемая задача, она, наверное, была бы уже решена. Сегодня мы видим, что не существует готовых решений по огромному количеству вопросов, в том числе и в международной практике. Да, есть опыт Венесуэлы, Ирана, Кубы, но в таком масштабе санкции еще не применялись ни к одной стране. Поэтому многие решения мы вынуждены вырабатывать самостоятельно с нуля. Вполне возможно, потом кто-то будет перенимать наш опыт.

Действия наших недавних партнеров — Европейского союза, США — подорвали веру в существующие резервные валюты. Веру не только нашу, но и остального мира. То, что еще вчера казалось наиболее надежным и ликвидным, сегодня таковым уже не является. И я уверен, сейчас многие страны задумываются, что им делать, если у них возникнут разногласия с эмитентами этих валют. У той стороны всегда есть кнопка «отключить», заморозить активы, которыми владеют другие страны. В одностороннем порядке. Это, конечно, сильно перевернуло международное доверие. Оно ухудшилось, и сейчас будут поиски новых ориентиров и якорей в виде активов, в которые можно вкладываться долгосрочно.

Этот вопрос состоит из двух частей. Первая связана с тем, как реагировать на те угрозы и риски, которые возникли в корпоративных правилах в связи с введением санкций. И одно из базовых решений, которое было принято, — дать право публичным акционерным обществам не раскрывать информацию, если они считают, что риски санкционного давления могут вырасти. При этом мы призываем компании относиться к этому аккуратно и использовать это право по необходимости, а не на всякий случай. В противном случае компании лишают своих миноритарных акционеров, инвесторов, кредиторов возможности отслеживать текущую ситуацию, понимать, как себя чувствует компания, и в какой-то степени ухудшают свою конкурентную позицию. Участники рынка хорошо это понимают. Мы видим, что далеко не все из них воспользовались этим правом. Из 210 публичных компаний, акции которых допущены к организованным торгам, примерно половина ограничили раскрытие информации, порядка 80 компаний полностью закрыли финансовую отчетность. Все-таки остались и те, кто продолжил раскрывать.

С другой стороны — как быть инвесторам? Здесь ситуация более тяжелая. Из двух зол мы выбрали меньшее. Но я очень надеюсь — и в законодательстве так прописано, — что ограничение по раскрытию — временная мера. Все-таки долгосрочно инвестор, чтобы оценивать свои риски, должен иметь регулярно обновляемую информацию, как функционирует компания.

Еще один важный момент — резкое ухудшение ситуации с составом совета директоров. Мы долгое время жили в парадигме, что нам нужны независимые директора. Большая часть из них были иностранцами. Многие из них покинули советы директоров, как только встал вопрос о санкциях. В итоге советы директоров перестали быть рабочим органом — они не могут собрать кворум и нормально функционировать. Уже принят закон, который определяет, что в случае выхода из состава совета директоров больше половины его членов, он все равно будет легитимным, если в нем остается минимум три директора. Это обеспечит непрерывность деятельности. Кроме того, до конца сентября продлены сроки проведения годовых собраний, что позволит компаниям подыскать замену выбывших директоров в нормальном режиме.

Как только их внутренняя оценка покажет, что риски санкций ниже негативных последствий, которые они несут, не раскрывая для своих инвесторов и кредиторов информацию. Но с банками более жесткие ограничения: они сейчас в принципе не имеют права раскрывать информацию. И мне кажется, что через какое-то время банкам стоит дать возможность выбора — раскрывать или не раскрывать информацию.

Законодательство о саморегулируемых организациях на финансовом рынке позволяет иметь любую модель — одну СРО на рынке или несколько. Это вопрос самих участников рынка, как они предпочитают вести диалог с регулятором: хотят ли они выступать единым фронтом либо считают, что их функционал и то, чем они занимаются, сильно различается. Мы в этом плане опираемся на мнение самих организаций и будем приветствовать то решение, которое они примут.

Если говорить о моей собственной позиции, то сейчас вся практика показала, что рынку в тех или иных сегментах нужно консолидировать свои усилия. Очень плохо, когда две саморегулируемых организации, а иногда и три выходят с разными предложениями — это не позволяет достичь результата быстро. Мы начинаем дискутировать с одной организацией, затем с другой и понимаем, что их подходы существенно или менее существенно, но различаются. Это затягивает процесс и не дает оперативно прийти к важному решению. Поэтому мне показалось, что объединение двух СРО — это возможный вариант и он мог бы пойти на пользу рынку. Плюс надо помнить про еще один важный аспект — СРО отвечают за осуществление контроля за базовыми стандартами, которые они приняли, и нам бы хотелось, чтобы методология, мероприятия по контролю за их соблюдением были одинаковы у всего рынка.

Мы сейчас рассматриваем продажу группы «Открытие» банку ВТБ. Группы, которая объединяет банк, НПФ «Открытие», «Росгосстрах», ряд других компаний. Мы бы хотели провести рыночную оценку стоимости этого бизнеса, для чего будут наняты профессиональные оценщики.

Мы исходим из тех условий, в которых функционируем. Какой сегодня рынок существует, такой рынок мы и рассматриваем. Да, наверное, в какой-то степени общая стоимость бизнеса могла измениться. Но нам представляется, что для предоставления наилучших возможностей по развитию банковского бизнеса и группы «Открытие», и группы ВТБ их слияние было бы наиболее правильным.

Нет, пока подтвердить этого не могу.